Много могил и мало памяти

1 ноября 2007 года

- У вас здесь кто-то похоронен?
- Не здесь, - женщина будто колеблется, стоит ли отвечать. Будто вопрос "Имеете ли репрессированных родственников?" до сих пор значится в анкете и ответ "да" небезопасен. Но все-таки отвечает: - В Душанбе. Это отец мужа, он был сослан в Сибирь, потом оказался в Таджикистане и там похоронен.
- А репрессирован за что?
- А как все, за "антисоветскую деятельность". Он же муллой был здесь, в нынешнем Алькеевском районе - этого хватало...
...- А у вас кто?..
- Отец, Владимир Попов, - отвечает старик. - "Контрреволюционная агитация и пропаганда".

Отец был, говорит Александр Владимирович, юристом: "Как, вы не знаете, что такое "Светоч"? Это казанская кондитерская фабрика так называлась, где отец работал... Он был всего-навсего юрисконсультом кондитерской фабрики, а раньше, в первую мировую, всего-навсего прапорщиком, а его обвинили в организации заговора для свержения советского строя. Его расстреляли в ноябре 38-го".

- Сашу из-за этого в комсомол не приняли. Но на войну взяли! - объясняет Галина Борисовна, жена. "На войну взяли" - это уже хорошо, это уже почти как справка о реабилитации сына врага народа. - А мой папа был мобилизован в белую армию, а потом вернулся в Казань, работал тут и всегда был настоящим советским человеком...

Ее папу Бориса Гаврилова как "сомнительного элемента" в конце 20-х - начале 30-х годов трижды сажали на полгода. А на третий раз, говорит Галина Борисовна, ему на Черном озере дали документ и объяснили, что с этим документом его больше не посадят, но вскоре квартиру Гавриловых обокрали и волшебный документ пропал, и тогда в декабре 1937-го папу посадили на десять лет... Такая вот сказка советского детства, занявшая место сказок Гофмана (те были запрещены, потому что страшноватые). В сказке советского детства человек, утративший волшебную бумажку, был обречен. Десять лет Гаврилов был каторжником в Соликамске, а когда его выпустили, уже больного и туберкулезом, и раком, то возвращение в Казань, к семье, ему было запрещено, и жена поехала к нему - мучиться вместе, а дочь отца-каторжника, выброшенная из коммуналки, мучилась в Казани.

- А знаете, - говорит Галина Борисовна, - мы все-таки узнали, почему посадили папу. Он был главбух, а один его подчиненный хотел занять его место и написал донос, что, мол, Гаврилов говорил, раньше товары были дешевые, а теперь - дорогие. Вот и все.

Я спрашиваю Александра Владимировича и Галину Борисовну, знают ли они, что недавно выпущена книга для учителей истории, чтобы они отныне одинаково и правильно объясняли нынешним школьникам историю России и, в частности, историю репрессий. Они не знают. Я рассказываю, что в этой книге говорится, что репрессии мобилизовывали общество на подъем страны.

- Оправдывают репрессии? - не верит женщина. - Не может быть! Они же все были невиновные! Они ничего не сделали, просто - честные советские люди...

Мужчина молчит. Потом они обнимают меня, я чувствую, что щека у мужчины мокрая, и они уходят друг за другом вдоль длинной кладбищенской ограды.

...30 октября стало официальным Днем памяти жертв политических репрессий в 1991 году, но почему именно этот день - это уже забылось. А было так: 30 октября 1972 года в мордовском лагере для "политических" умер Юрий Галансков (вся вина его перед советской властью была в том, что он читал не те книги). Через два года его друзья-правозащитники в этот самый день впервые отметили День политзаключенного. Все они были тогда в лагерях, причем разных - мордовском и пермском, но смогли отметить его вместе: совместной голодовкой и зажиганием свечей в память жертв политрепрессий. Всех жертв, ведь они помнили то, что остальное общество вроде как и забыло, что был не только так называемый Большой террор 1937 - 38 годов, а что сажали и расстреливали и в 20-х, и в 30-х, и в 40-х, и дальше... Репрессии к инакомыслящим были всегда, лишь показатели массовости и жестокости власти колебались.

И вот оттого, что были эти люди, которые знали и помнили, в 1991 году наступил тот день, когда вспомнила вся страна. Вспомнила, каким был первый шаг в 20-х: власть не давала не согласным с нею быть услышанными народом. А потом стала уничтожать этих несогласных. А потом - тех, кто показался несогласным, потом - читателей несогласованных рукописей, потом - бухгалтера, который по работе заметил, что делается с ценами, потом - того, кто в магазине, глядя на ценник, выругался... Казалось, то, как надо обращаться с властью, чтобы не стать жертвой, было понято: надо всего-навсего не позволить ей снова сделать первый шаг. Но история учит лишь тому, что она ничему не учит.

...Забавное совпадение. Вчера утром Камиль Зартдинов, представитель Объединенного гражданского фронта в Татарстане, был задержан на вокзале в Казани непредставившимся капитаном из линейного отдела милиции на железнодорожном транспорте. Возвращавшегося из Москвы, из офиса ОГФ, г-на Зартдинова препроводили в отдел, где спросили, не везет ли он оружие, наркотики и запрещенную литературу. Он предъявил выпуски двух федеральных газет и поинтересовался, не запрещенная ли это литература. "На данный момент пока не запрещенная", - таков, по словам Камиля Зартдинова, был ответ.

Марина ЮДКЕВИЧ, "Вечерняя Казань"